Вести с полей. Шанельно-жасминовых

Дорогие. Минувшая неделя выдалась у нас с Юлей очень горячей. Юля пахала в блоге, я — на выставке достижений косметической индустрии в Каннах и в полях Грасса. Кому было слаще — большой вопрос. Итогами Юлиной пахоты вы могли наслаждаться каждый день, мои итоги скромнее — стесанные от кросса по Круазетт пятки, заплетающийся на трех языках язык:), двадцать пять презентаций, пятнадцать интервью (еще расшифровывать все, да-да), перевес багажа в размере полновесного дополнительного места, пять начатых, но не законченных постов… и, да, пять жасминовых цветочков, из которых, надеюсь, получится 0, 00000010 % одной капли Chanel N5.

Собственно, об этом и речь. О жасминовых цветочках, которые цветут в Грассе всего 100 дней в году — с начала августа до конца октября, и должны быть собраны все, чтобы в мире не иссякали запасы оригинальной версии Chanel N5.

И фокус даже не в том, что этот грасский жасмин самый лучший в мире (хотя он, конечно, не худший). И даже не в том, что он самый дорогой (хотя он самый дорогой). А в том, что… именно этот жасмин, собранный на этих самых полях, был на пару с грасской же розой главным участником той композиции, которую 90 лет назад парфюмер Эрнест Бо подсунул под нос мадемуазель Шанель под номером 5.

И с тех пор, дабы сохранить аутентичность классического Chanel N5, марка собирает урожай жасмина и розы именно тут, и больше нигде. Поэтому май, когда цветет правильная шанелевская роза, и август-сентябрь-октябрь, когда цветет жасмин, на полях Грасса — горячая страда. И поэтому четыре дня назад туда, на эти поля, меня ранним утром из буйных Канн доставило такси, заказанное предусмотрительным пиар-отделом Chanel.

Будучи человеком, давно и прочно развращенным гламуром, я в ехидном невежестве предполагала, что поля Chanel непременно будут выстрижены по форме логотипа, устланы мягкими дорожками цвета слоновой кости, а сборщики урожая по случаю приезда прессы окажутся наряжены во что-нибудь подобающее, черно-белое. Ну это, я, конечно, утрирую — но совсем слегка. В моем воображении шанелевские поля на самом деле чем-то смахивали на потемкинские деревни, и я даже уговаривала себя, что в гостях надо вести себя прилично и не ехидничать не по делу.

Оказалось, зря я себя уговаривала. Поля оказались как поля, прекрасные в своей натуральности. Вот такие поля. И над ними — запах, который нельзя сфотографировать, и трудно описать. Запах жасмина на солнце, с топовыми нотами горного ветра, с базовыми нотами сухой земли.

И сборщики, как вы видите, все в своем, штатском, в сельскохозяйственном, головы у всех покрыты разнообразными шляпами, а у некоторых еще и замотаны платками. Это не дань моде ранних 70-х — это просто солнце тут, в горах, активное, а они работают с 7 утра и до 13-00 пополудни. У большинства корзины, в которые они бросают сорванные цветки, стоят на земле, но некоторые привязывают их к бедру, как эта женщина на фото внизу.

Женщину зовут Софи, кстати. Она подписывается собирать жасмин уже который год подряд. Говорит, ей нравится работа на свежем воздухе. На руках у нее роскошное тату, в ушах наушники. Слушает она какую-то неведомую мне французскую попсу и фотографируется с видимым удовольствием, не переставая семенить руками по кустам.

Есть среди сборщиков и мужчины, но они в явном меньшинстве. Этот растаман — чуть ли не единственный.

Вообще собирать жасмин не то чтобы очень просто. Цветки очень нежные, на кусте располагаются кто во что горазд, кто сверху, кто сбоку, кто с другого боку, в общем, никакой дисциплины. Сборщики уверенно проходят ряд за рядом, срывая распустившиеся, оставляя бутоны — эти бутоны завтра станут цветками, послезавтра — сырьем.

Справедливости ради отмечу — гламур на полях все-таки обнаружился. 🙂 По случаю приезда журналистов (кроме меня там были гипер-активные французские телевизионщики, немцы и еще кто-то, а на следующий день намечался десант из Китая) у кромки поля выставили сменную обувь — резиновые сапоги жизнерадостных расцветок…

… И с вожделенным логотипом на носках и на пятках. Идешь и знаешь наверняка, какой след после себя оставляешь на этой земле:)

Я взяла желтые. Очень удобные, кстати, оказались. Даже снимать не хотела.

Пока я метила территорию скрещенным «С», корзины сборщиков наполнялись жасмином…

… а на грядках раздавал журналистам интервью владелец этих полей, месье Джозеф Мюль. Он оказался на вид и по повадкам — ну вылитый Юрий Михайлович Лужков. Я буквально с трудом удержалась, чтобы не спросить, что он думает о собянинской инициативе выстелить всю Москву плиткой. Но спросила все-таки о том, можно ли к нему на следующее лето завербоваться сборщиком. Месье Мюль, точно как его двойник в кепке, ответил нечто лукавое и политкорректное — что в принципе этому нужно долго учиться, и некоторые тут даже с высшим агрономическим образованием, но стажером — можно попробовать, отчего же не попробовать, да, тем более что дивчина я хорошая и работящая.

А еще месье Мюль рассказал мне, что эти поля принадлежали еще его пра-пра-пра-пра… в общем, чтобы не запутаться в этих пра, скажем, что он — представитель пятого поколения Мюлей, владеющих этими полями. И что, кажется, при его прадедушке сюда наведался Эрнест Бо, подарив тем самым, слава всевышнему, строчку в истории и твердый кусок хлеба семейству Мюлей на много поколений вперед. Потому что в 1980-х интерес парфюмерных компаний к оригинальному грасскому жасмину стал падать: одни наловчились покупать его где-то за морями, где земля и труд сборщиков подешевле, другие научились этот аромат мастерски извлекать из синтетических молекул. И Мюли уже подумывали заняться разведением коров или еще каким, более прибыльным делом…

… Но тут представители марки Chanel сделали им предложение, от которого, слава богу, они не смогли отказаться. И в 1987 году между маркой Chanel и семейством Мюлей был подписан контракт. Согласно этому контракту, Мюли обязуются воздержаться от перепрофилирования своих жасминовых и розовых плантаций, продолжать взращивать тут то, что положено, с любовью и соблюдением всех норм, а также не использовать никаких химикатов, даже самых продвинутых и сулящих всем жасминам и розам невиданное процветание. А марка Chanel обязуется в обязательном порядке выкупать у семейства Мюлей 98% урожая.

Подобных контрактов — между огромным брендом и маленьким фермером — история, кажется, еще не знала. (Мне, по крайней мере, они неизвестны. ) Это был смелый шаг — но, видимо, только он мог гарантировать соблюдение максимальной аутентичности Chanel N5. Настоял на нем парфюмерный бог Chanel Жак Польж. Выиграли в итоге обе стороны. Мюли остались при полях, Chanel — при аромате.

Жасмин с полей месье Мюля пахнет так, что в него хочется окунуться с головой. Месье Мюль дал, кстати, мне совет, как не расставаться с ним подольше. Надо пригоршню цветков кинуть за пазуху. Они там согреются, запах распустится и пропитает тебя насквозь. Я попробовала проделать этот фокус — результат оказался потрясающий.

А солнце тем временем, как писали в романах, перевалило за полдень. И сборщики понесли свои корзины в пункт приемки урожая. На сборе жасмина работают 60 человек (на сборе розы — 75). В день они должны сдать 1,5 кг. За три месяца — 40 кг. — это норма. При таком раскладе они получают в месяц 1 100 евро.

За каждый лишний килограмм добавляется еще 15 евро.

Месье Мюль говорит, у него в основном все ударники и доходы многих бывают по 2 000 евро в месяц и больше. Некоторые в день собирают по 4-5 килограмм, и большинство из них работают тут не первый год. А чтобы мне их жизнь не казалась малиной, объясняет: 1 килограмм — это примерно 8 000 цветочков.

Цветки из корзин высыпаются в контейнеры, контейнеры ставятся на весы, приемщик выдает каждому сборщику чек. Все как в аптеке — учитывается каждый грамм.

А потом эти контейнеры поступают на фабрику. Фабрика стоит тут же, в 3-минутах езды от полей. Но цветы, которые были в корзинах, и цветы, которые едут по ленте «в топку» — это совершенно разные цветы. Точнее, в корзинах они еще цветы, а в контейнерах — уже сырье для будущих Chanel N5.

Их засыпают вот в такую слоеную — из 5 слоев состоящую — штуку. Ровненько, слой за слоем. После чего подвергают экстракции.

Под высоким паровым давлением туда подается растворитель (гексан)…

…И цветы превращаются в жмых, оставляя свой аромат в воскообразном веществе, которое парфюмеры назвают «конкретом». В этом есть что-то жестокое, да. И как минимум — грустное. Но давайте не будем впадать в повышенную сентиментальность, а вернемся на поле месье Мюля, оглядимся и поймем: эти цветы все равно бы завяли завтра к утру. А мир бы остался без ароматов. Немного поразмыслив, я пришла к выводу, что к такому повороту сюжета не готова. И просто увядяющие на свободе бесхозные цветы, чего уж там, тоже не самое оптимистичное зрелище на свете.

Так что пусть лучше так — контейнеры, дистилляция, экстракция, расфасовка.

«Конкрет» будут долго обрабатывать, смешивать с алкоголем, замораживать до состояния минус 15 по Цельсию, тщательно фильтровать, чтобы отделить воск от жидкой ароматной субстанции.

А потом подвергнут паровой дистилляции, чтобы выпарить излишки алкоголя. И тогда получится то, что парфюмеры называют «абсолю» — то есть вещество, полностью готовое к тому, чтобы слиться с другими (розовыми, мимозовыми, фиалковыми) «абсолю», и стать ароматом.

Я плохо дружу с цифрами, но арифметика Chanel N5 произвела на меня неизгладимое впечатление: для того, чтобы получить 1 кг конкрета, нужно 350 килограмм цветков жасмина. Для того, чтобы получить 1 килограмм жасминового абсолю, нужен 1 кг. 100 грамм конкрета.

А в одном флаконе 30 миллилитров духов (parfum) N°5 находится… примерно 1,000 цветов жасмина.

И, как хотите, если бы у меня был выбор — завянуть в поле или стать Chanel’ю N5, я клянусь — предпочла бы второе, и счастливо стояла на полке у какой-нибудь милой барышни, и считала бы это очень удачной реинкарнацией.

И еще: вот все говорят, что N5 — это легенда. Но теперь мне абсолютно понятно а) почему это легенда; б) почему это живая легенда; в) почему эта живая легенда живее всех прочих ароматных — живых, полуживых и вовсе неживых легенд.

PS: Там же, на полях, у меня было еще одно очень занимательное интервью — с парфюмером Chanel Кристофером Шелдрейком. Помимо всего прочего, он ответил мне на вопрос, действительно ли Chanel N5, который мы имеем сегодня, ничем не отличается от Chanel N5, который когда-то одобрила мадемуазель. Обещаю его вам скоро предъявить.