Вся правда про меня

Спустя четыре года после ведения этого блога Яна решила рассказать о себе. Формальный повод — ее день рождения. Шокирующие откровения, разумеется, прилагаются.
Как там было у Раневской? «Я родилась в семье небогатого нефтепромышленника»?.. Вот именно. Дальше будет очень много букв, поэтому если вам моя персона не очень интересна, лучше сваливайте, я вас пойму. Но от комментариев в духе «бьюти-блог — не место для автобиографий» и «зачем вы тут хвастаетесь своими комплексами» прошу воздержаться. Я на них не буду отвечать. Более того, я сделаю страшное — я их убью:))

Мои родители

Я родилась в семье небогатого профессора, доктора медицинских наук, известного стоматолога-ортопеда и зав. кафедрой Волгоградского медицинского института Виталия Юрьевича Миликевича. В юности и молодости, подозреваю, он был ужасным ловеласом, а также — это я точно знаю — мастером спорта по спортивной гимнастике с отличной компактной фигурой (168 см. рост — и из них 99% мышцы).

Если спросить меня, какую материальную потерю я считаю невосполнимой, то это — сумка с его фотографиями, которая нашлась сразу после его гибели в 1998-м в автокатастрофе, а потом потерялась навсегда непонятно как. Остались пара совсем юношеских, где отец зачем-то в морской форме. (Зачем?..) Кстати, он погиб в тот день, когда был назначен деканом 3-го московского мединститута. Это вообще уложить в голове не получается до сих пор, и не получится, похоже, никогда.

Отец

И гораздо более поздняя карточка — из какого-то санатория.

dad

Когда я родилась, он еще был доцентом. Я в 9-м классе перепечатывала на машинке «Эрика» его докторскую диссертацию, решая сразу массу задач: учась быстро печатать слепым методом, экономя семье деньги на оплату работы машинистки и лечась от собственной несчастной любви. Как выяснилось, попутно была решена еще одна проблема — я все узнала про пародонтоз, клыки в окклюзии, строение верхней и нижней челюсти и лицевые мышцы. Когда мне приходилось беседовать с косметологами и пластическими хирургами, они поражались моей осведомленности, а я всегда вспоминала, как не любила засовывать копирку между листами. Если что, меня никто не заставлял это делать — не надо строить домыслов про эксплуатацию детского труда алчными родителями-стоматологами-врачами-убийцами. Мне просто нравилось печатать на машинке, а еще несчастная любовь.

А мама моя была красавицей и кандидатом мед.наук-доцентом-хирургом-стоматологом. Они работали с отцом в одном институте, но на разных кафедрах (ее кафедра называлась неприлично, «хирстом»). Впрочем, мама до сих пор красавица и до сих пор работает.

Моей маме 17 лет. г. Баку

Зовут ее Вилена Исмайловна Исмайлова (девичья фамилия, которуя она отстояла в боях с моим темпераментным папой). Она — азербайджанка, коренная бакинка, и в драматических семейных ситуациях, которые случались регулярно, говорила: «Я — свободная женщина Востока. Ленин меня из-под стола вытащил, только он меня туда обратно и засунет».

Пела мама потрясающе, между прочим. Удивительно, что это не сцена Большого

В общем, анекдот, как узбек женился на украинке и пытался объяснить ей, как надо его встречать с работы, если тюбетейка у него на левом ухе — и как она ему сообщила, что если она руки на груди скрестила, то ей по хрену, на каком ухе у него тюбетейка, — был у них любимым, да. И за 30 с лишним лет брака не утратил своей актуальности.

Я росла среди учебников по хирургической стоматологии (можете представить, какие занимательные там веселые картинки?:), разговоров о правильных-неправильных прикусах (все ведущие программы «Время» и даже ведущие передачи «Спокойной ночи, малыши» оценивались по этому признаку), уходов мамы на ночные дежурства («суп в холодильнике, не забудь разогреть»), ее приходов наутро со словами «Сменю профессию, весь мордобой с вокзала с переломанными носами куда, как вы думаете, везут?!» — и феерических застолий, которые она устраивала. Это вам не первое-второе-третье-компот. Это плов, фаршированная рыба, форшмак, лобио, аджапсандале, винегрет, селедка под шубой, холодец, долма-сациви-люля-кебаб и прочие генацвале. Ну и еще торт-наполеон.

Мой национальный вопрос

За столом собирались человек 20-30. Комната была 21 кв.м., это, по-моему, противоречит законам физики, а они еще все и танцевали там же, а половину комнаты занимало черное пианино с канделябрами. Мама на нем играла и пела из Нани Брегвадзе: «Снегопаад, снегопаааад, не мети мне на коооосы, не стучись в мою двер…» Из-за акцента, который в песне звучал сильнее, чем в речи, я долго была уверена, что слово «дверь» пишется без мягкого знака. Хотя у меня была стопроцентная грамотность — та, что называют «врожденной», но вообще-то она случается с детьми, которые читают все подряд. Сейчас моя грамотность стала портиться, иногда лезу в словарь, но чаще некогда. А в детстве словарями не пользовалась, мне прямо странно было, как можно написать слово с ошибкой? Оно же некрасиво выглядит как-то:))

Еще мама пела — «Есть только миг между прошлым и будущим».

Стульев не хватало, брали у соседей, соседи тоже приходили, и стульев не хватало опять.

За этим столом, длинным, как ялтинский пирс, были люди любой национальности. Армяне (дядя Налбандянчик, я вас очень любила, а вашу тетю Гаяночку обожала вообще, мне так странно и одиноко, что вас с нами больше нет, и отца моего нет), грузины, евреи, поляки, азербайджанцы, украинцы, татары и дядя Толя Иванов, лучший отцовский друг.

Мама (слева) и ее лучшая подруга детства, Манечка. Еврейка, уехала из Баку в США во время армянских погромов — не могла на это смотреть

Лет в 10 мой сын пришел из школы и поделился страшным открытием про одноклассника: «Мам, а Тенгиз — грузин! А все грузины…» Пришлось объяснить: а) в нем самом намешано столько кровей, что если начнут бить по этому признаку — не увернешься; б) обобщение «все грузины» (все армяне, все французы…) — самое отвратительное плебейство, которое только бывает; в) лучше пусть он получит пять двоек, чем я еще раз такое услышу. Помогло.

Мое драгоценное благосостояние

За тем же столом в комнате 21-кв-м можно было (если бы я задавалась таким вопросом) обнаружить людей любого достатка и социального положения. Артисты, балерины, преподаватели музыки (меня пытались учить, потерпели фиаско, я сбежала из музыкальной школы в 4-м классе), рабочие, строившие отцу гараж (стройка века, длилась лет 5, по-моему, отец с ними там чудно выпивал на руинах, и никто не был заинтересован в ее окончании), журналисты, юристы, медсестра, рабочий с не-знаю-какого-завода. Возраст, кстати, тоже иногда варьировался от 30-ти до 65-ти. Всем было весело. Хохотали как подорванные.

Тогда я поняла: людей объединяет не национальность, не достаток, не возраст и не наличие высшего образования, а умение смеяться одним шуткам и пожимать плечами по поводу других. Это до сих пор мой индикатор в отношениях. Если человек не считывает иронию, объяснять что-либо, как правило, бесполезно. К количеству прочитанных книг и ученых степеней это не всегда имеет отношение.

По причинам странно понятых понятий о чести и долге, отец не брал взяток за поступление кого-то в институт и иногда спускал очередного жертвоприносителя с банкой черной икры с лестницы. Денег регулярно не хватало, занимали до получки. Но ездили на машине по всему Союзу, и даже за границу — в ГДР. Отец обожал часы — сегодня бы он мечтал о Jaeger-LeCoultre или IWC, а тогда все ограничивалось пятой моделью «Ракеты» или «Полета». А мама раз в месяц шила новое платье в ателье и часто делала головокружительные укладки в парикмахерской, плюс крем Pond’s. Отмазка у нее была, конечно, железная: «Я читаю лекцию студентам, я должна выглядеть!»

Короче, при такой тяжелой наследственности все попытки учить меня экономии — примерно как если бы бегемота кому-то пришло бы в голову учить танцевать.

Как нетрудно догадаться — Париж. Мы сбежали из оплаченного редакцией АиФ Hotel du Luvre в тот, где надо было платить самим. Потому что он нам больше понравился

А у меня в качестве индульгенции всегда вспылывает фраза маминой вечной подруги-соперницы с дивным именем Мальвина Израилевна: «Вилена! Девочку надо одевать, а остальное — как получится.» Сама Мальвина Израилевна была первой красоткой Москвы. Как она ходила в Большой — так теперь даже Мира Дума на модные показы в Париже не ходит. И пахла духами, я в ее именно исполнении впервые узнала, что такое Miss Dior Christian Dior, Chanel N5 и прочее запретное-валютное-прекрасное. Она что-то маме говорила в кухне на Большом Каретном, а я сидела тихо и нюхала.

Мои университеты

Краснеть я родителей заставляла регулярно. Все родительские собрания начинались и заканчивались словами: «А вот ваша Яна…» Глаголы менялись в зависимости от класса: «дралась», «болтала», «ушла с уроков и увела весь класс», «курила и ругалась матом». В третьем классе меня поймали в троллейбусе без билета, это был какой-то показательный рейд, моим фото украсили все троллейбусы с подписью «Злостные зайцы города-героя». Соответственно, все папо-мамины студенты могли сделать выводы о воспитательных способностях своих преподавателей.

В 8-ом классе я устроилась на каникулах работать доставщиком телеграмм. Мне казалось, это круто. А родителям — что это ужасно, если девочка из приличной семьи одна ходит по чужим квартирам. Как будто ей есть нечего.

А, еще я после 8-го же класса выкрала из школы документы и из Ялты рванула в Одессу поступать в мореходное училище. Я хотела стать капитаном дальнего плавания. Вообще бредила фок-грот-бизань мачтами, стакселями, реями, вантами и прочим. Настояла, чтобы у меня даже взяли документы — у девушек их не брали под любым предлогом, но я потребовала показать мне бумажку, где написано, что девочкам нельзя, и получила направление на медкомиссию. И впервые узнала, что у меня близорукость -4, и капитаном дальнего плавания мне не быть.

В мореходку меня не взяли. Пришлось ограничиться ношением капитанской фуражки на берегу,

Тогда я решила стать журналистом.

Это было главное родительское несчастье. По законам жанра, я должна была идти в медицинский продолжать традицию. Но мне хотелось писать, и с «лейкой и с блокнотом, а также с пулеметом». А не со скальпелем и с бормашиной.

Мама была единственной мамой абитуриента, кто, узнав, что дочь получила за вступительное сочинение на журфак МГУ оценку 5/5, рыдала не от счастья, а от горя.

Мои города

Я родилась в Волгограде по странному стечению обстоятельств — мама с папой познакомились в аспирантуре в Москве, и должны были тут и оставаться, но как-то так хитро сложились их жизненные парадигмы, что они по распределению отправились в Волгоград, хотя мама все время пилила папу, потому что после красавца-Баку оказаться в степи с тремя продольными улицами — конечно, кошмар.

Но я никогда не ощущала Волгоград своей родиной. Всегда — временным пристанищем. С мая по сентябрь меня отправляли в Ялту, где жили родители отца, а бабушка там работала учительницей начальных классов, и меня по ужасному блату брали каждый год в соответствующий возрасту класс. Я учила украинский язык — ничего не помню, кроме имени Леси Украинки. Зато на ЮБК-суржике могу объясняться без акцента. Считалось, что меня отправляют, чтобы поправить здоровье. По факту — пить, курить, драться кастетами, воровать мороженое и ругаться матом не хуже портовых грузчиков я научилась именно в Ялте. Люблю ее за это безмерно.

В детстве лето значит гораздо больше, чем вся остальная жизнь. В остальной жизни ходишь в школу, летом — растешь.

Лето, когда я впервые влюбилась навсегда

Ялту я считаю своей родиной. Приехав в Москву в 6-м или 7-м классе с отцом, четко поняла, что жить буду именно здесь. А тосковать всегда по Ялте. Обожаю горький запах московского метро. И влажный запах крымской пушистой розовой акации. Ею можно было щекотать щеки. Еще про города: люблю Манхеттен за то, что он похож на Москву. Особенно в тех местах, где из-под земли пахнет подземкой. Люблю Лондон за респектабельную безбашенность, Париж — за серые крыши, греческий остров Корфу — за то, что он так похож на Ялту.

Мои представления о прекрасном

Я вообще не была девочкой-девочкой. «Три мушкетера» были любимой книжкой, но я никогда не воображала себя Констанцией или Миледи. Скорее какой-то смесью д’Артаньяна с Атосом. Чуя инакость, девчонки меня не любили. Среди мальчишек у меня были друзья, среди девочек — мало.

Несмотря на всю «недевочковость», в 10 лет я проколола себе уши. Мы с подругой кололи их себе значками — кто помнит, были такие значки, не застегивающиеся на замочек, их надо было втыкать, как иголку. Значки мы предварительно прокалили на спичке в целях дезинфекции. Разметили уши шариковой ручкой. Докололи значками до того момента, когда шкура на задней стороне уха начала оттопыриваться. Потом вытащили значки, взяли заточенные предварительно напильником сережки (25 коп. куплены в Ялте в магазине Галантерея) — и докалывали уже ими. Что было с родителями, когда они это увидели, не буду рассказывать. Отрыдав, они купили мне золотые сережки «для девочек». Я отказалась их носить. Почему-то «золотые сережки для девочек» казались мне верхом мещанства.

Первая тушь, не украденная у мамы, а купленная на свои деньги, заработанные за месяц уборки гримерных театра Моссовета (это первая запись в моей трудовой книжке, если что) — Lancome. Первые духи, подаренные мне моим мужем — ныне вашим астрологом — на мой 18-ый день рождения — Estee Lauder в голубеньком чехольчике.

Кажется, духи были мне подарены именно тогда

Первый опыт работы с макияжем — в гинекологическом отделении, куда я загремела с кровотечением. Набором Pupa, купленным в «Березке», я красила всю свою палату. В субботу, когда ожидался наплыв посетителей, ко мне выстраивалась очередь из других палат и даже из других отделений. Такая слава не снилась и Тому Пешо.

Я долго была рыжей. Пока не перестала быть рыжей навсегда

Но вообще с 17-ти до 30-ти лет меня занимала только любовь и взаимоотношения с мужчинами. Как-то между делом я успела поработать на телевидении и даже вела передачу «До 16-ти и старше» и литературную викторину для старшеклассников «Автограф».

На съемках «Автографа». Крайний слева — отличный детский поэт Валентин Берестов. Крайний справа — писатель Андрей Битов

ДК МЭЛЗ, съемки за кулисами «Ассы». На сцене — Гребенщиков. Слева — моя подруга Вера по прозвищу «Мрачуга»

А потом в «Аргументах и фактах» времен ее расцвета и 38-миллионных тиражей.

В центре — Галина Волчек, я — справа от нее, у наших ног — ваш астролог, который тогда носил усы и общался со звездами искусства, а не с небесными светилами

В общем, я много где работала и много чего писала, но думала все равно только о любви.Все слова из этой семантической группы — «ревность», «нежность», «измена», «прощение», «прощание», «возвращение», «навсегда», «никогда» — были опробованы на вкус, цвет, запах, ощупь и на жизнь. Иногда все одномоментно, за какие-нибудь пару часов.

Съемки литературной викторины для старшеклассников «Автограф», редакция детских и юношеских программ ЦТ

Наверное, это правильно. Только решив для себя главное, можно заниматься такими пустяками, как работа, карьера, жилплощадь и прочее жизненное благоустройство.

Точкой поворота к бьюти-глупостям стала моя работа в журнале «Домовой».

Удостоверение редактора красоты. До этого такой должности вообще не существовало — казалось, женщины как-то сами разберутся, как мазать крем на морду

«Домовой» отличался от всех прочих работ, которые у меня были — это была не работа, а практически жизнь, и семья, и друзья, и все сразу. Наш ребенок вырос в этой редакции. Там же он научился всему лучшему — например, виртуозно ругаться. Чувство юмора ему было привито тоже там. Иначе бы он просто не выжил.

Что-то вроде редколлегии, плавно переходящей в обсуждение последних модных тенденций

И кстати, тогда я окончательно стала блондинкой.

Работа бьюти-редактора очень интересная. Но как заметку писать — хоть увольняйся

Мои друзья и другие недостатки

Я очень плохо умею дружить, как дружат женщины — рассказывать километры в жанре «а ты? — а он? — а ты?» и давать советы. Этим советам, во-первых, все равно никто не следует, а во-вторых, то, что кажется органичным и правильным мне, необязательно будет таковым для другого. Самой мне тоже почти ничего посоветовать нельзя. Так что тут ставим жирный минус.

Когда-то мы очень дружили с Аленой Свиридовой и ее котом. Если бы я умела дружить — дружили бы до сих пор. Алена классная

Я умираю от скуки среди длинных деньрожденческих или любых других посиделок в ресторане, где количество людей превышает 6, и говорить о чем-либо невозможно. Мне ужасно жалко времени, я лучше бы пост или заметку какую написала. Поэтому манкирую ими при малейшей возможности. За это на меня многие обижаются, и снова ставим минус. Все вечеринки обычно вгоняют меня в тоску.

Правда, вечеринки в «Домовом» были крутые. И нет, в dress-code не стояло red&white, Это мы сами. Родство душ, да

Я редко звоню кому-то по телефону, чтобы просто поболтать, потому что в день иногда бывает такое количество звонков, что хочется не поболтать, а помолчать. И друзья теряются. Минус, минус, минус.

Я готова, когда и если нужно, приехать, помочь, разрулить, устроить. Но каждый день поддерживать контакт — не умею.

Трудно объяснить человеку, что ты его любишь, хотя не звонишь годами. Поэтому у меня мало друзей.

Мой лучший друг — ваш астролог. Он тоже иногда обижается, но привык. Если кто-то меня и понимает, то он. Еще у меня отличный друг — мой сын. Это офигенно приятно. Самое главное — чтобы было, кому сказать, если увидишь тучу. Для глобальных событий в жизни всегда найдутся слушатели. А вот просто: «Смотри, какая туча!» — если есть кому, то — счастье.

Меня удивляет привычка людей смотреть телевизор. Что они там видят интересного, кроме рекламы и промывания мозгов?.. Но поддержать светскую беседу о том и тех, кто там показывается, я не в силах. Я ни разу не видела ни передачи «Голос», ни даже «Евровидения».

Меня ставит в тупик нежелание (или неумение?) людей думать самостоятельно и заменять этот увлекательный процесс блоками «так сказали в передаче», «так все говорят», «прочитала в журнале», «купила по вашему совету банку, а она оказалась бякой», «грузины лучше, чем армяне — чем?! — чем армяне».

Мне странна привычка людей с подозрением относиться к тем, у кого, например, больше денег, или больше возможностей, или пока все хорошо, или к тем, у кого просто другой разрез глаз и бэкграунд. Все проходят одни и те же этапы, решают одни и те же проблемы, никому не даются те задачки, которые он не в состоянии решить, если направит энергию в правильное русло, а не в сторону зависти к соседу. Это разве можно не понимать?.. А вот — можно. Одним из первых крутейших визажистов в России был Андрей Мановцев. Рената Литвинова его обожала. Все у него так отлично складывалось, что одни его любили, но многие — ненавидели. Он умер молодым. Не надо никому завидовать.

Первые в России уроки макияжа.

Я легко обижаюсь и часто спрашиваю себя, во всем ли я была права. Редко бываю уверена в этом наверняка. Хотя об этом мало кто догадывается. Люди часто принимают бойкий темперамент за непробиваемую уверенность в себе. А это вообще-то разные вещи.

Я часто сужу о людях по тому, как они выглядят. И убеждена в правильности слов Андрея Битова — «Вкус, в сущности — нравственная категория». Люди, у которых действительно хороший вкус, не способны сделать гадость. Просто потому, что это некрасиво.

Я легко рассказываю о себе (как вы могли заметить :), но никто никогда не в состоянии понять другого до конца. Да что там другого, мы себя понять не в состоянии. Поэтому какой бы вывод вы ни сделали обо мне по прочтении этого эпохального поста, завтра все будет не так, а послезавтра — вообще по-другому.

Я ужасно рада, что мы встретились с Юлей, и все получается интересно, несмотря на то, что мы иногда готовы друг друга убить. Юля очень крутая и сильная, хотя ей временами очень хочется думать наоборот:)

Про этот блог

Я хочу, чтобы он был самым лучшим, самым любимым для вас. Мне это очень важно.

А вообще-то я брюнетка

У меня сегодня день рождения, мне все можно.