Dior and I. Фильм, который надо увидеть

С 6 марта в Центре документального кино начнется показ фильма Dior and I. Фильм — о том, как на самом деле создается мода. И в нем нет ни одного фальшивого кадра.
Сюжет — если это слово вообще подходит для определения сути фильма — незатейлив: новый креативный директор дома Dior Раф Симонс вступает в права и приступает к подготовке первой коллекции haute couture. Дело житейское, с кем не бывает.

Рафа слегка пафосно представляют коллективу, которым ему предстоит руководить. Он слегка похож на затравленного кролика в тренди-кэжуал-луке. И в довершение всего не говорит по-французски. Кель, извините, кошмар.

Коллектив — в основном, лишенные намека на гламур тетеньки и немногочисленные дяденьки. Их объединяет одно — они гениальные швеи. Некоторые работают в Доме по 30 лет. Шьют кутюр, вот эти вот все немыслимые юбки-солнце-клеш-вираж-подкладка-вытачка. Руками, разумеется — ничем другим кутюр не шьют.

Они смотрят на затравленного кролика с политкорректными улыбками. Говорят, что очень рады работать под его руководствам. Он, конечно, никому не верит. И пока — правильно делает.

Они еще не знают, что их ждет.

Кутюрную коллекцию обычно готовят 8 месяцев. А у Рафа всего 8 недель. Его все подозревают в любви к минимализму — он же пришел из Jil Sander. А Dior не про минимализм вообще. Но при этом им — Дому Dior — нужен вот этот его затравленно-кроличий-современно-эстестский взгляд на вещи и на жизнь, нужно его переосмысление, его видение им нужно. Все то же самое, но с перламутровыми пуговицами.

Да, времени мало, придется поработать по выходным, но, опять-таки, с кем не бывает. Сочувствуем.

Швеи-ударницы-кудесницы вздыхают обреченно.

Иногда он сам не знает, чего он хочет. Они опять вздыхают — и перешивают.

И что вы думаете, он опять не знает. Похоже, ненавидит себя в этот момент. Идет в музей, едет в дом Кристиана Диора, нащупывает рычаги, которые потом назовут «источниками вдохновения». Это — если все получится. Если нет — никого не будет интересовать, чем он там вдохновлялся.

Он, конечно, боится. На этом месте работал великий Диор. Потом — Ив Сен-Лоран, Джанфранко Ферре, Джон Гальяно. А вот теперь он. Сравнения неизбежны. Вопрос, в чью пользу они будут.

А швеи-кудесницы ничего не боятся. Они и не такое видели. Только выходных жалко.

В какой-то момент, когда, конечно, уже почти все готово, ему приходит в голову, что белый смокинг должен быть черным. Смокинг срочно перекрашивают в саду. Из аэрозольного баллончика.

Когда б вы знали, из какого сора.

Потом — что платья должны быть покороче. Потом еще что-нибудь.

И все, конечно, адски боятся не успеть. А постоянные клиентки требуют примерок. Причем в Нью-Йорке. Главная швея-мастерица-кудесница, она же менеджер всех прочих швей, срочно отбывает в Нью-Йорк.

Раф даже не сдерживает бешенство. На что ему замечают, что если клиентка ежегодно платит за свои платья по 3 000 000 000 евро в год, вряд ли кто-то поймет, если Дом не откликнется на ее просьбу слетать в Нью-Йорк на примерку.

Финансовый вопрос в картине вообще не обходят вниманием. Когда Раф решает, что стены особняка, где будет проходить показ, надо украсить живыми цветами, ему советуют высказать эту прекрасную мысль господину Арно. Цветы, ясное дело, нужны свежие, их количество невозможно сосчитать — залов несколько ведь, — а декорировать ими стены надо непосредственно утром накануне показа, и делать это быстро. А то завянут. Цветам не прикажешь не увядать. Увядшие цветы — это как-то не то чтобы very Dior.

Показ все ближе. Круги под глазами Рафа все темнее.

В какой-то момент он говорит: «И что?! После показа мне надо пройти по всем залам? Выйти на поклон? Только не это. Я упаду в первом же. Я ненавижу выходить на поклоны. Я боюсь публики». За точность цитаты не поручусь, за смысл — ручаюсь головой.

И еще в кадре видно, какую зубную-головную боль у него вызывает необходимость общаться с журналистами, давать интервью и позировать. Особенно позировать. На кону — многополосный материал. Пиар-отдел уверяет, что это необходимо. Раф обреченно кивает. Но очевидно, ему дико хочется послать все это дело ко всем чертям.

А в финале фильма он плачет, и эти негламурные тети-кудесницы из ателье — тоже. И весь зал тоже готов рыдать.

Как человек, учившийся тележурналистике на журфаке, посмотревший множество документальных фильмов и поработавший на телевидении, я не могла не задаваться вопросом — как? Как они это сняли? Как добились того, что обычные люди — не актеры — перестали замечать камеру, продолжая при этом говорить в кадр? Как показали изнанку кутюра, не выворачивая наизнанку все платья?

Режиссер фильма — Фредерик Ченг, подозреваю, гений. Получив инженерное образование, уехал в Нью-Йорк, окончил киношколу Колумбийского университета, работал в качестве сопродюсера, второго оператора и монтажера на фильме «Valentino: последний император», вошедшего в шорт-лист «Оскара» в номинации «Лучший документальный фильм». Картина «Диор и я», показанная в конкурсе фестиваля Tribeca — его вторая самостоятельная работа, после фильма о Диане Вриланд, редакторе журнала Harper’s Bazaar. Он смог так поговорить с Рафом, что тот согласился дать ему интервью. А во время интервью смог убедить Рафа, что этого мало. А потом смог договориться с Dior и Рафом, чтобы его камера просто сопровождала дизайнера в течение двух месяцев. В конце концов, к ней все привыкли и перестали замечать.

Этот фильм — вершина документального кино, как меня учили на журфаке.

Dior and I выйдет в прокат в Центре документального кино 6 марта. На всякий случай, если пойдете, имейте в виду: водостойкая тушь не будет лишней.