Юные бабушки: школьный фартук класса «люкс»

Чем они сушили голову в отсутствии фена Dyson и как прожили жизнь без четырех лимитированных коллекций Chanel в год? Яна Зубцова поговорила со своей мамой и ее подругой, но главный вопрос так и не задала.

У меня есть мама, а у мамы есть подруга. Маму зовут Вилена Исмайловна, а подругу — Вера Филипповна, поэтому мои друзья (и я сама иногда) называют их ВИ и ВФ, и так и буду дальше тут называть, для краткости. Одной из них 82 года, другой 81, но кому сколько, я не скажу, потому что это большой секрет. И вообще они там вечно что-то мухлюют со своими датами рождения. Так что — тонкий лед, простите.

Зато скажу, что они обе работают. ВИ по своей специальности, как челюстно-лицевой хирург. ВФ — тоже по своей специальности, как сотрудник Книжной палаты.

И обе красавицы. Но это и без моих слов видно.

Когда я на них смотрю, меня всегда занимает один вопрос: где они берут силы быть такими красавицами? Случай представился, решила выяснить.

Начала издалека, на полусогнутых, чтобы не спугнуть. Может, думаю, в родословной все дело? В каких-то особых генах красоты?

ЯЗ.: Я совсем ничего не знаю о вашей маме, Вера Филипповна. И очень мало знаю о своей бабушке, мам. Расскажите, а? Кем и какими они были, как за собой ухаживали?

ВФ.: Мама была красивой. Работала в Министерстве путей сообщения, заведовала машинописным бюро. Шикарно вышивала — какие-то ришелье на скатерти, до сих пор вышитые ею салфетки есть. Всю жизнь красила губы одним и тем же — достаточно ярким, розово-красным — оттенком помады фабрики ВТО и носила одну и ту же прическу — волосы, уложенные естественной волной. У меня так не лежат, мою прическу, очевидно, мне подпортил кучерявый папа. Волосы она никогда не красила. У нее с 18 лет была седина, но она ее не закрашивала. И любимые духи — «Красная Москва». Все. Никакой туши для ресниц, ничего больше… Нет, вру. У нее была пудра с пуховкой, и она этой пуховкой иногда проводила по носу. Наверное, для самоуспокоения. На наряды внимания не обращала. Тут я не в нее пошла, она быстро это поняла. И говорила: «Вера! Ты вся в свою тетку Сусанну!» А тетка Сусанна была удивительным человеком во всех отношениях, начиная со специальности — до войны она преподавала английский язык в Академии бронетанковых войск, после войны в МГИМО, — и заканчивая тем, что готовить не любила вообще, зато любила драгоценности… и одеваться. Вот такая была тетя Сусанна. А вообще у мамы было… сейчас посчитаю… тетя Надя, тетя Соня, тетя Циля, дядя Юра, дядя Шура… восемь братьев и сестер. Но из всех образцов для подражания я выбрала тетю Сусанну. Правда, готовить люблю.

ВИ.: Ну, твоя бабушка, как ты помнишь, была модельер. Тогда, правда, это называлось «портниха», но, по факту, она была именно модельер. Мы жили в Баку, папа занимал высокий пост — начальник железнодорожного сообщения Азербайджана, мама не работала, зачем, и вообще это Кавказ, сиди, воспитывай детей, готовь с утра до вечера. Когда началась война, стала шить белые маскировочные халаты для солдат, чтобы их на снегу было не видно. Я помню: дома всюду лежали отдельные части этих халатов, которые почему-то назывались «купоны», и эти купоны надо было сшивать между собой. Это было трудно: они объемные, тяжелые, местами — двойная подкладка. Еще помню: все школы и концертные залы в Баку заняты под госпиталя. И мама с другими женщинами называют себя «агитбригадой», выступают в этих госпиталях. Она брала меня с собой. Я слова и мелодии запоминала моментально: «Синенький скромный платочек», «На позицию девушка провожала бойца…». В пять лет у меня был широчайший репертуар военных песен. В 1953-м папа умер, мама стала работать в ателье, потом пошли частные заказы, она одевала весь Баку. Вообще, как она выучилась шить, — отдельная история. Она росла в Полтаве, семья была зажиточная, дед один дом сдавал под мастерские. Маму воспитывали в строгости, никуда не выпускали, — а в мастерские она могла бегать свободно. И там наблюдала, как работницы шьют. Это решило ее судьбу. Она всегда говорила: «Бог меня направил в эти мастерские!» Меня, конечно, она одевала шикарно. Шляпки, туфли — все на заказ. Любое платье могла сшить за одну ночь, без примерки. Даже когда я уехала в Москву, в аспирантуру, шила мне новое, присылала — садилось идеально. Модели подсматривала в кино, и были уже журналы — «Журнал Мод», серенький такой, Верочка, помните?.. Но всегда что-то додумывала, допридумывала… Себе меньше шила, вообще собой почти не занималась. После смерти папы ей было важно, чтобы я не слишком ощутила разницу, как мы жили, когда он был — и как стали без него. Чтобы я по-прежнему была одета лучше всех. Хотя выглядела она всегда хорошо. Цвет лица у нее был великолепный. Ее спрашивали: «Чем вы мажете лицо?», а она смеялась: «Господи, да ничем!.. » Губы иногда красила, хотя свои были яркие. У нее была черная великолепная коса, она закручивала ее в узел, первый раз в жизни отрезала волосы, когда заболела, уже когда ты родилась, тебе года 3-4 было. А духи носила только Chanel N5, — по особым случаям, в театр. Где папа их доставал в то время?

Вилена Исмайловна, она же BИ, а когда-то — просто Виля

ЯЗ: А вы можете вспомнить, в чем вы пошли на школьный выпускной? И когда впервые попробовали помаду и тушь?

Вера Филипповна, она же ВФ, иногда — Верочка Филипповна

ВФ.: Не помню, что это был за материал, у меня на платье… Цвет тоже не помню, помню рисунок — по ткани разбросаны ветки белой сирени. Вырез лодочкой. Никаких бус, никакой косметики. И чуть ли не первый раз — капроновые чулки. А так все носили чулки в резиночку. На все вечера. Но выпендриваться, конечно, хотелось. Выпендривались школьными передниками. Некоторым шили невероятно красивые! А у меня юбка на школьном платье была вся в складочку. Вилена, у вас тоже девчонки передниками мерились?

ВИ.: Ну конечно. Юбка в складочку, платье из тоненькой шерсти, передник — крепжоржет, лежал, ниспадая, волнами. Но это уже после войны. Во время войны шили из бязи, на ткань для школьной формы выдавались талоны. А вообще — раздельное образование, мальчики отдельно, девочки отдельно, по праздникам — белые фартуки. Обязательно — косы и банты, я даже в институт с бантом пошла. Мне мама на выпускной мне сшила белое платье, муаровое, юбка-клеш и вырез «лодочкой». Какой макияж, меня бы просто из школы выгнали. Одна девочка пришла с завивкой, — ее повели в туалет и засунули под кран.

ВФ.: А у меня были сапоги из ГУМа на подошве «манная каша». Все девчонки в классе мечтали их примерить. А мне было стыдно их носить. Я говорила: «Не надену я эти сапоги! У нас все в валенках с галошами ходят!» Но косметика?! Никакой косметики у нас не было, что ты.

ЯЗ: Но когда-то же она появилась?

ВФ.: При трагических обстоятельствах. 1957 год, Фестиваль молодежи и студентов в Москве. Меня девчонки нарядили цыганкой. Накрасили мне глаза и губы. И, кажется, даже щеки. В 6 утра я пришла в таком виде домой, — мама открыла дверь, посмотрела и сказала: «Никогда не думала, что моя дочь вырастет проституткой».

ВИ.: Меня мама не видела накрашенной, к счастью. Но да, тогда примерно все стало появляться. Тушь называлась «Тьфу-тьфу-тьфу», — Ленинградская, со щеточкой, в нее надо было плевать. Губы иногда подкрашивала розовой помадой. Что обязательно стала делать — маникюр и педикюр, раз в неделю, в парикмахерской. Мальчишки иногда пари заключали, просили: «Вилена, подними руку?» Я не могла понять, в чем дело. Оказывается, они проверяли, не содран ли у меня лак. Тот, кто ставил на содранный, всегда проигрывал.

ЯЗ: Слушайте, а шампуни уже были тогда?

ВИ.: Ты что, какие шампуни! Волосы мыли хозяйственным мылом в тазу. Опускаешь голову в таз, таз на табуреточке, меняешь воду до тех пор, пока вода не станет чистой. Мытье головы — это было самое страшное. Волосы густые, расчесать невозможно, расчески — только железные, пластмассовые зубья вылетали тут же. У меня был молодой человек, он, как только видел расчески со сломанными зубьями, тихо-спокойно их убирал, приносил новые. Иногда мне терпения не хватало расчесываться, я брала ножницы и просто срезала колтун. Волосы отрастали, но какое-то время стояли торчком, в косу не убирались. Моя подружка однажды нарисовала меня с этими торчащими волосами, похожей на ежика, я так расхохоталась, что меня выгнали с занятий. А когда я уехала в Москву в аспирантуру, мама дала мне напутствие: «Вилена, умоляю, не отрезай волосы!» Но я настолько с ними замучалась, что пришла в парикмахерскую, села в кресло и сказала: «Режьте!» Мастер — до сих пор его помню, пожилой еврей, — посмотрел и говорит: «Вон там у меня работают девочки, садись к ним. У меня рука не поднимается. И вообще, мама твоя знает?» Так я их и не отрезала.

ВФ.: У меня до 8-го класса были длинные. Тоже мучалась. В 8-м загремела надолго в больницу, взяла с мамы слово: «Как только выпишут — отрежу». Она так хотела, чтобы я выздоровела, что согласилась. И это было первое, что я сделала. К сожалению, мой парикмахер был не еврей и вообще долго не думал. Срезал две косы по плечи. Они, волнистые, конечно, лежали как попало. Я пришла к подружке, накрутила их на тоненькие папильотки такие, высушила перед раскрытой духовкой газовой плиты — как не сгорели все, ужас, — сняла папильотки и превратилась в одуванчик. Голова стала в три раза больше. Анджелу Дэвис помнишь? Точная копия. На следующее утро пришла в школу, урок математики, учитель, Анатолий Петрович, оглядел класс и говорит: «А где Вера?» Я говорю: «Вот же я!» Он охнул и говорит: «Дикая Бара». Был такой фильм, Виленочка, помнишь?.. С тех пор я длинные волосы не носила. И каждую неделю делала укладку в парикмахерской. Потом у меня появился мастер в салоне на Кузнецком мосту. Моя подруга, кстати, жена сына летчика-героя Гастелло, меня туда отвела. Сказала, что будем ходить только к нему. Он как-то справлялся с моей гривой.

ЯЗ: А духи когда полюбили? Я ж знаю, сейчас вы просто парфюмерные маньяки обе.

ВФ.: Духи меня всегда увлекали. «Может быть» и «Быть может» — польские, первые, кажется. Еще был «Серебристый ландыш». А «Сандал» терпеть не могла! Он, как назло, был модный. Бегали в магазин «Ванда» за духами, а за обувью Gabor — в «Военторг», к счастью, моя Книжная Палата от него совсем близко была, на Кремлевской набережной. Потом появились Poison и — мы тут с Виленой вспоминали — в темно-бардовой коробочке, J’ai Ose. И их не сравнить с теми, что сейчас.

ВИ.: Я пользовалась духами «Полет», были такие у фабрики «Красная Москва». Потом — «Сардоникс», запах у них был необыкновенный, великолепный, все думали, это французские. Ну, а сейчас ты знаешь — Coco Mademoiselle. А, вот вспомнила — бабушка твоя еще очень любила духи Coty.

ЯЗ: Вы помните кумиров тех лет? На кого хотелось быть похожими, кому подражали в одежде, макияже, жестах?

ВФ.: Джина Лолобриджида, Софи Лорен, Элизабет Тейлор. «Фанфан-Тюльпан» все смотрели. После войны — трофейные фильмы: Марика Рекк в «Чтобы помнили», «Серенада Солнечной долины» с Джоан Дэвис.

ВИ.: «Дитя Дуная» же! Но мы были, наверное, очень самодостаточные, — мне никогда не хотелось быть ни на кого похожей. Мы ими любовались, но подражать — нет. А моя старшая сестра, тоже Верочка, вообще своеобразно смотрела кино. Фильмы были жалостливые, трагические, все время кто-то умирает, особенно в индийских лентах — бесконечно умирали же! Я рыдала с самого начала до конца. А она говорила: «Нет, нет, это все выдумки! Я не буду плакать!» Боялась, что тушь потечет.

ЯЗ: Кстати, а чем вы умывались? В отсутствие мицеллярной воды, пенки и молочка?

ВФ.: Детским мылом.

ВИ: Конечно, детским мылом. И ничего нигде не сохло.

ВФ.: А руки мазали глицерином.

ВИ: Я вообще ничем не мазала. Необходимости не было. Руки всегда были мягкие. Да и сейчас, в общем, ничего. Это от мамы, наследственное. У тебя такие же.

ВФ.: Меня однажды кто-то взял за руку и говорит: «Да, чувствуется, что ты дома ничего не делаешь». Глупости. Все мы делали, конечно.

ВИ: Конечно, все делали. Стиральные машинки появились много позже, чем я.

ЯЗ: А маски-кремики?

ВФ.: Ни-че-го. Не было такого изобилия, и не было мысли, что оно нужно. А сейчас открываю шкаф, смотрю на батарею баночек — и думаю иногда: «Вера, боюсь, ты все это уже не используешь!» Но зачем-то покупаю новые. Недавно из Израиля привезли — Natural Sea Beauty, кажется, называется, или Dead Sea Minerals, или вот… цифры там какие-то, то ли 417, то ли еще холера какая-то. И молочко для тела L’Occitane, хорошее, кстати.

ВИ: Сейчас мне все надо. Обожаю, когда ты мне все это приносишь, и сама покупаю, хотя ты и ругаешься. А раньше только в Ялте шкурку огурцов к морде клеила, свекровь надо мной смеялась.

ВФ.: Однажды смешно было. Гуляли с мужем в санатории. Он говорит: «Смотри, малина! Очень полезно для кожи!» И намазал меня этой малиной. Гуляем дальше, подошли к пруду, там какая-то женщина стояла. И почему-то она на меня очень странно посмотрела, совершенно безумными глазами какими-то. И говорит своему мужу: «Ваня, пошли быстрее!» Я ничего не понимаю. А мой муж, как сволочь последняя, молчит. Гуляем дальше. Встречаем моего врача. И она мне: «Вера! Что у вас с лицом?! Быстро в процедурную!» Тут я подошла к зеркалу — мама дорогая, мало того, что я вся в малиновых пятнах, так там местами еще зернышки, и шелуха малиновая. «Игорь!, — кричу, — Тебя надо просто убить!» А он спокойно так: «Зато умоешься, представляешь, какая кожа будет?!»

ВИ: Вообще все изменилось — то ли мы, то ли время, то ли и то, и другое. Мы с вами сейчас, Верочка, на курорт же не поедем, пока Янка нам ящик средств от солнца не отгрузит. А раньше на пляже часами — и никаких кремов от загара. Правда, я всегда в тени сидела. И так загорала сильнее всех. Когда все это началось, трудно сказать. Но, помню, у поляков с рук косметику какую-то покупали. И в очередях часами стояли — и за духами, и за помадами, и за кремом Pond’s.

ВФ.: Виленочка, а наборы Pupa, — помните?

ВИ: Я помню, как первый раз поехала в Германию, тогда ГДР, со своими студентами. И там первый раз увидела тональный крем. Купила, конечно. Понятия не имела, как им пользоваться, сколько его класть. На всякий случай намазала побольше. Погуще. Чтобы наверняка. А тут жара. Стою — чувствую, этот крем с меня течет. И изумленные глаза моих учеников. Ну, понятно, они же не могли сказать: «Вилена Исмайловна, вы похожи на обезьяну!» В общем, это был миг моего позора.

ЯЗ: Сейчас бы сказали — эпик фейл. Но с тех пор ты, надо сказать, неплохо научилась. Но тональные кремы ладно, а как без дезодорантов обходились?

ВФ.: Да просто мылись чаще.

ВИ: Иногда три-четыре раза в день мылись, бесконечно. С утра — душ, пришла с работы — душ, вечером — душ. Еще тальком пытались пользоваться. И были такие подмышечники, их пришивали в пройму пиджака или платья, спарывали, стирали, пришивали снова. Не будешь же каждый раз одежду в химчистку сдавать. Комбинации с той же целью все носили, чтобы не стирать постоянно. Сейчас, интересно, они вообще где-то остались?

ВФ.: Вилена, а ты помнишь, как появилось югославское белье? Доставали по страшному блату. Вот где было счастье. Вообще мало кто понимал, что нижнее белье должно быть классным. Как мне одна сотрудница сказала: «Столько денег за бюстгальтер?! Зачем, меня же никто не видит».

ВИ: В Баку, между прочим, были белошвейки. Шили трусы и бюстгальтеры на заказ. Мама меня к ним водила, она сама белье не умела шить. А китайские подштанники с начесом не хочешь вспомнить, Верочка? Вот где был кошмар!

ЯЗ: Кстати, а паранойя по поводу похудения вас затронула? Должна была. Твигги же появилась в 1960-х, значит, к 70-м эта мода должна была уже докатиться до СССР.

ВФ.: Отчасти. Помню такую диету: гречневая каша, морская соль и конопляное семя. За неделю минус 5-6 килограмм. Я как-то подсадила на нее свою сестру. Через пару дней спрашиваю: «Ну ты как? — «Есть не хочу, — говорит, — но хочу повеситься». Потом мы сидели еще на какой-то испанской диете. Почему-то там были противопоказаны яблоки. За что яблокам досталось?

ВИ: Никогда на диетах не сидела. Всю жизнь был один и тот же размер, 48-ой. В советское время он считался нормой, потом — наверное, большим, сейчас для меня снова норма. Меня устраивает.

ВФ.: Кстати, Виленочка, я недавно слушала одного английского диетолога. Теперь опять в день надо обязательно съедать одну картофелину, отварную в мундире или печеную. С этими вашими диетами с ума сойдешь.

ЯЗ: А что вы хотели в себе изменить? Всегда же есть какой-то пунктик, который не устраивает.

ВИ: Размер ноги. У мамы был 36-ой, у сестры тоже, а у меня в 14 лет — уже 38-ой. Через год — 39-ый. И мама как-то обронила фразу: «И в кого у нее такая нога?!» Я уяснила, что это ужасно, и с тех пор носила обувь на размер меньше. Иногда не выдерживала, снимала, шла босиком, а перед тем, как войти домой, снова надевала. Уехала из дома, стала учиться — все равно покупала лодочки 38-ого. Как я их носила?! Страшно подумать. С тех пор у меня мозоли, косточки, все сопутствующие этому комплексу товары. Глупость, конечно, все это ужасная.

ВФ.: Если до конца быть честной, я себе вся не нравилась. Целиком и полностью. Смотрела на маму, на сестру и думала: почему они такие красавицы? Почему я такая страхолюдина-то?.. Господи, Виленочка, какие же мы были глупые.

ВИ: А может, Верочка, просто молодые?..

А еще я хотела у них спросить про главное. Этот незаданный вопрос волновал меня больше, чем духи, которые они любили и любят, и помада, которую они носили и носят. Мы говорили о счастье и не говорили о горе, а мне было важно услышать: как вынести то, что им пришлось вынести, потерять то и тех, кого им пришлось потерять, испытать то, что им довелось испытать, и после всего этого так держать спину и вот так выглядеть?

Но я не спросила. Наверное, зря. А может, и правильно. Все равно какие-то вещи объяснить невозможно. Единственный способ понять — прожить.

На фото ниже ВФ и ВИ еще без макияжа.

А макияж им делал блистательный и сногсшибательный Эдуардо Феррейра, арт-директор Bobbi Brown. Восхищался кожей и говорил искренние комплименты (жаль, что по-английски, если бы ВФ и ВИ поняли бы все дословно, засияли бы еще больше).

Подобрал непривычные для обеих оттенки помад.

Обе посмотрели в зеркало и сказали: «Непривычно!»

Потом посмотрели друг на друга и сказали: «А вот тебе — замечательно!»

А потом поцеловали маэстро и признались, что это впервые в жизни, когда над ними час колдовал международный визажист.

Эдуардо же, традиционно, не мог отпустить их, не дав советы по возрастному макияжу: «Это просто! Объясните им, Яночка, это очень просто!»

Объяснила. Рассказываю.

1.Тональная основа — не пудровая и не матовая, не обязательно плотная, но обязательно — со светоотражающими характеристиками. Чем более глянцевый финиш, тем лучше.

2. Консилер — жидкий, пластичный. Наносить в уголок глаза и растягивать, не приближаясь вплотную к ресничному краю и нижнему веку.

3. Румяна — только розового оттенка, ни в коем случае не оранжевого и не кирпичного. Наносить на яблочки щек и чуть выше. Немного!

4. Обязательный акцент — брови. Проработанные брови дают лифтинг-эффект лучше, чем скальпель.

5. Тени не обязательны, черный айлайнер или карандаш — must. Тогда все внимание возьмут на себя глаза. А глаза у всех молодые!

Подозреваю, эти советы пригодятся не только ВИ и ВФ, но и всем нашим мамам и бабушкам. Расскажите им, пусть они не боятся краситься?

И, пожалуйста, пусть все будут красивы, здоровы и счастливы.