В руках у доктора Торджмана: личный опыт

Мишель Торджман, основатель бренда Filorga и изобретатель мезо-коктейля, который до сих пор пытаются, но не могут скопировать, за полчаса вернул Яне Зубцовой утраченный было цветущий вид.

Мишель Торджман — мировая легенда и гуру эстетической медицины — живет в 8-ом округе Парижа, там же и принимает пациентов. Пациенты к нему ходят десятилетиями. Самой молодой — 25 лет. «Пришла вместе с мамой, жаловалась на тусклость кожи и прыщи. Сделали несколько процедур, все хорошо. Или бойфренда нашла?», — смеется Торджман. Некоторым около 90. Самой пожилой — больше 100 (!) лет. «В прошлый раз она, правда, не пришла… Надеюсь, это просто Альцгеймер».

Все-таки врачебный юмор — вещь интернациональная, думаю я.

Сколько лет самому доктору, спрашивать нельзя. Это единственный табуированный вопрос. Все остальное — ради Бога, спрашивай, уточняй, допытывайся. Но всегда же интересно то, чего нельзя. Он мог бы выглядеть на 60 с небольшим, если бы не сутулость, думаю я. Впрочем, может быть, он и в молодости был сутулым? Взгляд молодой, руки сильные.

Но 60 ему быть не может. Тогда арифметика не сходится. Ведь известно, что свой чудо-мезо-коктейль он изобрел в 1978 (!) году. Не в 30 же лет, на самом-то деле, он озаботился проблемой старения?! Хотя всякое, конечно, бывает. Коктейль назвал New Cellular Treatment Factor, в нем более 50 (и снова !) активных компонентов анти-эйдж. И он полностью закрывает потребности кожи.

Название быстро превратилось в аббревиатуру NCTF. Патентовать его Торджман предусмотрительно не стал. «Если бы я это сделал, через 10 лет должен был бы раскрыть патент. Таковы правила игры. И все бы его скопировали на законных основаниях. А так его полностью разложить не может никто. Я не скрываю, что там — витамины А, Е, С, В и К, аминокислоты, минералы и коэнзимы. Что забыл?.. А, нуклеиновые кислоты. То есть это не секрет. Секрет — в пропорциях и концентрациях. Их расшифровать крайне сложно.

Вот он, этот коктейль. За 30 лет он перекраивал формулу всего несколько раз.

Все, о чем мечтала ваша кожа, но не знала, у кого попросить.

С момента появления NCTF во всем мире его продано более 10 миллионов флаконов (что, опять, что ли, ставить восклицательную палочку?!:). Сотни научных публикаций, подтверждающих его эффективность, тысячи восторженных ненаучных отзывов.

И скоро доктор Торджман собственноручно впрыснет содержимое этого флакончика в мою кожу.

Пока же я бегло осматриваюсь на местности. Я первый раз в эстетическом европейском кабинете такого уровня. Мне все интересно.

Ну, эти книжки на столе в приемной — понятно, призваны демонстрировать художественные вкусы хозяина и их широту-высоту-долготу.

Забавно: альбомы Van Cleef&Arpels и Inside Hollywood у меня тоже дома есть.

В ванной комнате у него стоит русская матрешка, которую он по-французски называет «бабУшка». В прихожей — самовар. «Я люблю Россию, был впервые там 20 лет назад на конгрессе по эстетической медицине. Конгресс проходил в каком-то офтальмологическом центре… » — «Федорова?» — «Да! Точно. 500 врачей, целый день — мастер-классы, а вечером все пошли… в «Распутин».

Ничего себе память, думаю я. Название ресторана я обычно не могу вспомнить даже на следующее утро. А чтобы через 20 лет?!..

А что за книжки в кабинете? Вот эти, что лежат стопочкой у окна?

«Автор этих книг — мой друг», — говорит доктор Торджман.

А эта золотая рука — ну, понятно, какие ассоциации она должна рождать.

Про золотые руки. Я невольно обращаю внимание на форму рук доктора — и отмечаю, что некоторое сходство — да, действительно просматривается.

Прежде, чем уложить меня на кушетку, Торджман показывает свою статью, опубликованную в российском журнале «Эстетическая медицина» за 2003 год.

В статье говорится, как совмещать коктейль NCTF с гиалуроновой кислотой. «Но теперь я совместил их в одном флаконе, и вопрос отпал». Вообще, док демонстрирует поразительную для эстетистов свободу и широту взглядов. Я привыкла, что в этом болоте каждый кулик хвалит свое и, попутно, по возможности принижает чужое. И была готова к тому, что коктейль NCTF будет преподноситься нам как панацея от всего и вся. Мол, он один в поле воин, и жнец, и швец, и на дуде тоже. Даже заранее простила доктора: ну, в конце концов, действительно, штука крутая, он сам ее изобрел, и она столько лет не сходит с арены. Но доктор честно говорит: нет, не панацея. NCTF помогает восстановить качество кожи. С морщинами борется ботокс, с потерей объемов — филлеры, с птозом — нити (если мы говорим о нехирургических способах борьбы), с пигментными пятнами — лазер.

И да, он использует их все. Неважно, что их изобрел не он. Важно, что у него есть все виды оружия. За одну процедуру он иногда комбинирует до 7 разных методик. «Но понемногу. В русском есть такое забавное слово, которое означает «понемногу», сейчас вспомню… «Как-как»? А, нет — «чуть-чуть».

В общем, я ложусь на кушетку. Следует краткий сбор анамнеза — что колола, что вводила, что пила, что не пила. Ботокс? Филлеры? Лазеры? (В моем случае такого рода беседы с врачами обычно напоминают скверный анекдот: «Девушка, что вы делаете сегодня вечером?» — девушка хриплым голосом: «Все-е-е-е!»)

Затем — детальный осмотр состояния кожи и оценка количества морщин по шкале от 0 до 5. Мне сообщается приятное: морщин-то всего ничего, раз-два-три-обчелся. На лбу? Ну это или ботокс, или забейте. А вот эта, слева от брови — это как раз из-за ботокса, когда парализуется работа мышц в центре лба, приходится вкалывать (в смысле, работать за троих) боковым.

Ну и вот. Забейте, советует мне док. Да с радостью.

Вообще мне нравится его небрежный подход. Он напоминает мне французский подход к красоте. Красная помада размазалась, локон выбился, лак скололся? Забей. Ни один сколотый лак не стоит вот этой гримасы на своем лице, которую ты на себя нацепила по этому поводу.

Вы правы, док, не стоит.

И вообще, я ношу челку.

Делайте то, что считаете нужным, док.

Анастезию док накладывать нужным не считает. «Не имею ничего против «Эмлы», но иногда с ней кожа сильнее кровит, и состояние кожи меняется, поэтому, если есть возможность, то лучше без. Вы не боитесь?»

Нет, я не боюсь.

Да, поехали.

А ничего, что мне сегодня лететь? — Да ну, ерунда.

А если в сауну? Нет, этого не стоит. Два дня без сауны проживете? Даже три, док.

Чтобы не было синяков, он сдавливает место вкола. У него очень сильные руки. Нажатие даже ощутимее, чем сам укол. (Нет, в препарате тоже нет анастетиков, я спрашивала.)

Нажатие ассистенки гораздо чувствительнее.

Ассистенка, кстати, та самая, на которой он 30 лет назад проверял свои открытия. Жаль, что не на мне. Мне бы такую кожу, думаю я.

Вообще не больно. Никогда не было так не больно, думаю я.

Доктор параллельно рассказывает, что есть три техники введения коктейля, — в зависимости от типа, глубины морщин и общего состояния кожи. И нет, он не согласен, что эффект от мезо заключается только в том, что травмированная уколами кожа дает быстрый ответ и начинает усиленно регенерироваться. «Тогда я бы был вынужден травмировать вас гораздо сильнее, — говорит док, — а так мы обошлись примерно 15 уколами. Это вообще ни о чем, если рассчитывать только на усиленную выработку фибробластов в ответ на травму».

Нет, для того, чтобы получить эффект, мало просто потыкать себе иголкой в лицо, говорит док. Желательно все же ввести в кожу хороший препарат.

Через 20 примерно минут все закончено.

Для закрепления результата ассистентка сбрызгивает мне лицо эссенцией Filorga. По ощущениям — водичка. Кожа реагирует с радостью, и небольшие покраснения, которые все же образовались, уходят тут же — как будто они были нарисованы акварельной краской, и их смыло с лица, вот и все.

Ассистентка объясняет, что была первой пациенткой доктора Торджмана. Именно на ее лице проводились все эксперименты, пока шла работа над созданием коктейля NCTF. Таким образом, она сидит на этих уколах 20 лет, соображаю я. Кожа у нее безупречная. Понять, сколько ей лет, вообще невозможно.

Вот так некоторым волонтерам везет, думаю я. Хотя наверняка она сначала боялась. Наглядный пример расхожей истины про то, что шампанское и неувядающая красота достаются обычно тем, кто готов рисковать.

Ассистенка (зовут ее, кстати, Доменик) тем временем рассказывает мне, что в состав кремов Filorga действительно входит тот самый коктейль. Не в чистом виде, конечно — для того, чтобы он проникал в кожу без шприца, в кремы добавлены препараты-проводники.

И елозит по лицу некоей ультразвуковой шайтан-машинкой. Минуту-полторы, не больше. Я в этот момент ничего не чувствую и ни о чем не думаю.

Точнее, я думаю о совершенно далеких от того, что происходит в кабинете, вещах. О том, что в 2007 году доктор Торджман продал права на производство своих продуктов другой компании, которая, собственно, и владеет сейчас брендом Filorga. И к средствам Filorga он сейчас не имеет непосредственного отношения. Вокруг сплошь и рядом случаев, когда создатель бренда продает свое детище, и дальше оказывается либо полностью устранен от дел, либо устраняется сам. Здесь же явно другая история: они остались партнерами. Он своим именем гарантирует качество кремов. Они (новые владельцы) достаточно умны и честны, чтобы это имя не порочить, и выпускать то, под чем ему не стыдно подписываться. Редкий и очень обнадеживающий случай, на самом деле.

…А спустя еще пару минут и 5 подобных мыслей я, слегка розоватая, фотографируюсь в жанре «после». Ноль макияжа и ноль фотошопа.

И хотя улыбаюсь я несколько затравленно, на самом деле я себе нравлюсь, просто немного боюсь незнакомого фотографа.

И, конечно, хочу знать, как жить дальше. В смысле, сколько мне нужно таких процедур, чтобы… Эм, я даже не знаю, что. Помолодеть на 30 лет или хотя бы не состариться на 20? Док отказывается называть точное количество. Он говорит, это вообще не очень правильно, когда вам сразу говорят: «Курс — 7-8-9-10 процедур». Да, понятно, что фраза «все индивидуально» набила оскомину, и также понятно, что всем нужна ясность и перспектива, хотя бы финансовая, но — «Все действительно индивидуально. Если бы вы жили в Париже, я попросил бы вас прийти через 3-4 недели. Оценил бы результат, предложил бы скомбинировать с ботоксом (или нет), с филлерами (или нет), сделать еще одну процедуру NCTF (скорее всего, да). Понятно, что эффект от филлеров держится 6-8 месяцев. Понятно, что эффект от биоревитализации — около месяца. Но это не значит, что биоревитализацию надо делать каждый месяц непременно. Иногда бывает: после первых двух сеансов — вау-эффект, после третьего — ну ок, он есть. А потом, хотя мы делаем то же самое, эффекта нет никакого. Значит, мы достигли плато. Значит, мы требуем от кожи больше, чем она в состоянии сделать. Значит, нужно сделать перерыв. И я предложу прийти вам еще через месяц. В общем, будете в Париже — заходите. Будем пробираться к цели мелкими шажками».

Ну вот мы и опять спотыкаемся об эту самую цель. Ну ок, давайте скажем так — моя цель просто оставаться на месте. Такой, как я здесь и сейчас. Если для этого надо очень быстро бежать, или хотя бы летать в Париж раз в месяц, — мне кажется, я готова, док, думаю я.

И вспоминаю про его пациенток, которым 90 лет. «Как вы думаете, доктор, — для них это имеет смысл? Ну то есть, они выглядят… эээ… всего лишь на 85?»

«Как вам сказать, — отвечает док, — это не то же самое, что для вас. Вы заметите омолаживающий эффект. Они… они заметят просто, что жизнь продолжается. Я делаю им только биоревитализацию, никаких филлеров, конечно, никаких лазеров. Все очень бережно, и не чаще раза в 2-3 месяца. И они ходят ко мне, как в парикмахерскую. Это ничего не меняет. Но приятнее смотреть на себя в зеркало. И даже сознание того, что ты записана к эстетисту, и должна к нему прийти через 2 месяца, — это дает им, наверное, силы жить».

Адрес кабинета доктора Мишеля Торджмана: 86, rue De Miromesnil, 75008 Paris France, тел: + 33 (0)1 42 25 25 61

Цена процедуры вроде моей: 200 — 500 евро, в зависимости от количества вводимых препаратов.

Фото: Мишель Адело (Michael Adelo).